Рассказы [Дневник лентяя, Воришка, Уловки шариата] - Гафур Гулям

— Эх, старая, — сказал вор, вздохнув, и тут его голос показался мне очень знакомым, — рассуждаешь глупей своих несмышленышей. Да разве к богачам заберешься! И стены толстенные, и крыши железные, и псы злющие, каждый с теленка. Раздерут на части, после не соберешь… Ха! Адылходжабай, говоришь? Да у него двор еще и городовой с винтовкой стережет… Не-ет, хоть тяжка забота, а в Сибирь неохота… 

— Ты прав, сынок, прав. А все же и тут поосторожней будь, а то справят тебе волчью свадьбу…

Вор, должно быть, снова лег — или уселся, подложив под себя ноги. 

— И ты права, буви, — сказал он и после паузы продолжал доверительно: — Вот я тебе расскажу. Недавно я из сарая Арифа-вонючки четырех кур с петухом спер… 

— Да ну! — бабушка оживилась. — Ну, молодец! Ведь они, проклятущие, могли тебя хуже любого чиха выдать! Раскудахтались бы!..

— А я пузырек с водой прихватил… подкрался, набрал в рот воды — да как брызну на них!.. Глупей курицы-то никого нет. Подумали, дождик, головы под крыло, а я их по одной — и в мешок!.. 

— Ай, сынок! — восхитилась бабушка. — Как ты догадался! 

— Слушай дальше, дальше слушай… Я-то упер, да Ариф-вонючка, видно, пронюхал. Взял я петуха — и отнес элликбаши Рахманходже. Ариф-вонючка к нему — и видит своего петуха!.. Ну, и умылся. Задом, задом — и домой. 

— А что этот Рахманходжа? 

— Неплохой человек. С ним, мать, можно договориться. В прошлом году меня в мардикеры записали, отправить хотели куда-то. Я — туда-сюда, туда-сюда — набрал полсотни рублей. Прихожу к нему: «Вот, мол, элликбаши-ата, все, что имею…» Помог — оставили меня. Приличный человек. 

— Ну, дай бог счастья ему и деткам! А теперь слушай меня, воришка, слушай, сыночек, скоро светать начнет. Вон уж светлая звезда вышла! Ты по тутовнику-то скользни вниз, там рядом пень ореховый. Дам тебе топор, отколешь пару щепок, кумган поставим. Сын-то нам вчера две кукурузные лепешки оставил — попьем чай все вместе…

Вор помолчал. 

— Нет уж, старая, — сказал он вдруг прежним басом. — Пень вам расколю, а чай сами пейте. Ни к чему мне свое лицо показывать… 

— Вай, сынок! И мы тоже люди. Неужто так и уйдешь от нас с пустыми руками?..

Вор буркнул что-то неразборчивое. 

— Погоди, — продолжала бабушка, — что ж тебе взять?.. А-а, слушай, там в мехмонхоне казан лежит полупудовый. Было время, три семьи из этого казана ели!.. Бедно жили, а дружно. Теперь вот осталась одна я с сиротками. Когда-то им этот казан сгодится!.. Так возьми, сынок, казан! Продашь, проживешь с семьей день-другой…

Вор помолчал секунду.

— Нет, — сказал он вдруг сдавленным голосом, — не возьму, мать, не такой уж я… — он снова замолк, как бы стараясь с собой справиться, и когда заговорил снова, то, видно, старался, чтобы вышло подобрее. — Что это ты, мать, так отчаиваешься. Днем-то твои сироты небось веселятся, бегают. Краешек лепешки-то уж для них найдется. А там — вырастут. Обязательно вырастут, мать, увидишь! И казан пригодится, может, еще мал будет!.. Дай бог нам дожить до их тоев! Прощай, бувиджан, заря уже… 

— Ну, прощай, воришка, не забывай нас…

Неделю спустя я услышал на улице знакомый голос. Потом я не раз встречал этого человека, но ночной истории не рассказал никому. Только порой, когда проснешься ночью, снова слышится мне этот разговор, пока я лежу, прикрыв глаза.

Перевод с узбекского Перевод А. Наумова

1965

Уловки шариата (Хитрости в шариате)

На крыше коровника пристроились две горлинки. В свете солнечных лучей они казались ослепительно белыми, а большие темные глаза коровы, лениво жевавшей, приобрели какой-то светло-коричневый оттенок. Корова то и дело облизывала длинным языком сухие ноздри и отмахивалась от мух хвостом с кисточкой на конце: на каждый шорох она отвечала мычаньем — протяжно, но отнюдь не мелодично.

Горлинки с остервенением выдергивали друг у друга перья.

На открытой террасе сидит сам мулла Дилькаш и чинит потник. Тут же, на пышной подушке, прикорнула женщина лет сорока пяти, а женщина помоложе и покрасивее подкрашивает усмой брови перед небольшим ручным зеркальцем. Это — жены муллы Дилькаша.

Мулла Дилькаш в сердцах воткнул шило в потник и повернулся к старшей:

— Вот эта корова и та умнее тебя, хоть жвачку жует, а ты!.. Тебе разжуешь, так ты глотаешь, будто одолжение делаешь!

Женщина привстала:

— Эта корова лучше меня? Если так, то вот эта глупая горлинка в тысячу раз умнее вашей любимицы! Горлинка хоть в зобу еду бережет, а эта — позавтракает и ждет обеда. Чтоб ей пусто было!

— Не гневи бога, неблагодарная! Из-за твоей дурацкой болтовни я на базар не поспею. Если бы ты вовремя заштопала потник и чалму выстирала, я бы давно уже уехал, но ты одно только знаешь — язык чесать.

— Значит, она настоящая жена, а я дура? Ну так пусть она и стирает вам чалму, а заодно и саван! Весь день от зеркала не оторвешь.

Младшая швырнула зеркало на пол. Одна бровь так и осталась ненакрашенной.

— Накажи аллах моего отца! — завопила она. — Отдал меня на растерзание! Ни одного светлого дня! Не жизнь, а мука!

Мулла Дилькаш — человек с характером. Он немало побродил по свету, много повидал, встречался с разными людьми, был мастер вести долгие и приятные беседы. Когда мулла Дилькаш привел в дом вторую жену, он понял, что в жизни еще не все радости исчерпаны.

— Человеку с достатком каждую бы неделю жениться, — часто любил повторять он. И стал всерьез подумывать о третьей жене. Но… мнение людей!.. Избавиться бы от старшей!

«Думаешь ли ты жениться, мулла Дилькаш? — размышлял он. И сам себе отвечал: — Клянусь духом святого Баховиддина, женюсь! Так что толку от этого шума? Найди себе мудрого советчика и начинай потихоньку действовать».

Мулла Дилькаш бросил потник на середину двора, натянул халат и, схватив чалму, выскочил из дома. У кого же попросить совета?

Колебался он недолго и остановил свой выбор на знаменитом мулле Абульбаки Маргилони, который ухитрился в свое время четырежды жениться и четырежды благополучно расстаться со всеми своими женами. Зато в последнее время мулла жил отшельником в одинокой келье кесаккурганского медресе.

На счастье муллы Дилькаша, святой оказался в келье.

Поговорили о том о сем. Не спеша. Наговорились досыта. Абульбаки — все больше о жизни. Мулла Дилькаш — о разных торговых сделках. Затем Дилькаш попросил совета, и мудрец не заставил себя долго ждать. Помолчав минуту-другую, он милостиво изрек:

— Сын мой, разрешение ваших сомнений можно найти в шариате. Внимайте мне. Постарайтесь как-нибудь ночью ненароком коснуться губами груди вашей старшей жены.

— Груди?

— Не торопитесь, сын мой. Вы притворитесь спящим и совершите это во сне.

— А дальше?

— Вы только выразите по этому поводу беспокойство, а наутро привед те жену ко мне.

Мулла Дилькаш в нетерпении дожидался ночи. И хотя очередь была провести ночь в покоях младшей, он остался у старшей. Было уже за полночь. Жена уснула. Мулла Дилькаш как бы во сне нечаянно коснулся губами груди жены. Женщина проснулась и возмущенно вскрикнула:

— Чтоб у тебя борода по волоску высыпалась! Ты что, с ума сошел?

Мулла Дилькаш не отзывался. Жена замахнулась и крепко шлепнула по голой спине Дилькаша.

— Чего дерешься?

— Да тебя убить мало!

— Младшая так не делает.

— Лучше бы ты околел.

— Ты чего ругаешься?

— А ты чего сосешь меня как дойную корову?..

— Когда?

— Сейчас!

— Врешь!

— Клянусь детьми.

Мулла Дилькаш вскочил с молитвой:

— Слушай, жена, а как это дело толкует шариат?

— Откуда мне знать?

— Надо завтра же сходить к мулле.

Наутро муж и жена входили в келью муллы Абульбаки Маргилони. Низко поклонившись святому, мулла Дилькаш робко произнес:

— Господин, мы совершили тяжкий грех.

— Говорите, сын мой.

— Вот она, эта женщина — моя жена, а я сегодня ночью, со сна, как сосунок…

— Как сосунок?

— Да, господин.

— Так ли, сестра моя?

— Да, господин.

Мулла Абульбаки почесал бороду.

— Совершилось невероятное. Отныне вы не муж и жена, а мать и сын.

— Мать и сын?! — воскликнул встревоженным голосом мулла Дилькаш.

Да, уважаемый мулла, вы ей сын, а вот она — ваша мать, родная мать, вскормившая вас грудью. Мулла Дилькаш растерянно посмотрел на жену, жена на муллу Дилькаша.

— А нет ли другого толкования, господин?

— Так велит мусульманское благочестие.

— Лучше бы мне умереть! — воскликнула жена.

— Тише, не кричи, люди услышат.

Заплатив мулле за услуги, новоиспеченные мать и сын покинули келью. Поравнявшись с воротами медресе, мулла Дилькаш почтительно обратился к жене: